Иегуда Ерушалми
Хочу воспользоваться зазором между еврейским и григорианским календарями, позволяющим отмечать в течение нескольких дней памятные даты современной истории. В этом году календари дают нам возможность 6 дней, с 12 октября (30 тишрея) – еврейской даты до 17 октября – даты григорианской, вспоминать убитого воинами джихада главу партии «Моледет», министра туризма Рехавама Зэеви (Ганди). Партия «Моледет» провозглашает политической задачей трансфер арабского населения из Эрец-Исраэль…
Толчком к написанию этой статьи послужило препирательство на одном из форумов с некоей экзальтированной, либерально настроенной русскоязычной израильтянкой, которой я, слово за слово, написал о том, что почти у каждого из нас, репатриантов Большой алии, есть опыт принудительного трансфера, заработанный на собственной шкуре. На что получил язвительное:
– Извините, это был трансфер из Средней Азии в Москву? Или из Москвы в Израиль? Какой Вы перенесли трансфер и как он соотносится с трансфером в понимании Ганди?
И это натолкнуло меня на мысль, что стоит поделиться опытом.
На всякий случай, я решил уточнить для себя с помощью поисковиков общепринятое понятие слова «трансфер». Оказалось, что, в общем-то, для русского слуха его смысл в различных источниках, включая толковый словарь, означает не более, чем «перемещение». Перемещение грузов, пассажиров, туристов, финансов. Для финансов есть еще и «трансферт». Во всяком случае, понятие нейтральное, чисто техническое и политкорректное. Какие отенки это слово приобретает в других языках, не знаю, не полиглот, к сожалению…
Упоминание трансфера в том смысле, о котором же ведем речь мы, настолько нехарактерно для русскоязычных источников, что впервые поисковик нашел его мне аж на 54-м месте, после многочисленных транспортных, туристических и финансовых учреждений. Когда же я запросил «трансфер населения», картина резко изменилась – поисковик выдал с самого начала десятки ссылок на еврейские и израильские источники. Но насколько я смог ознакомиться с ними, во всех шла речь о желательности или необходимости трансфера арабов из Эрец Исраэль и обсуждение степени реальности таких предложений.
Но даже авторы, убежденные в том, что «Только трансфер принесет мир», рассматривают проблему трансфера населения как нечто достаточно гипотетическое, отдаленное исторически и обязательно – достаточно болезненное. Ссылаются обычно на Нансена, получившего нобелевку мира за трансферный «развод» турок и греков (были же времена, когда эту премию присуждали приличным людям, а не разрушителям и безумцам!), на послевоенный трансфер судетских немцев в Германию. И почему-то не замечают достаточно более близкий и, кстати, подтверждающий необходимость трансфера арабов, пример – трансфер евреев из стран галута в Израиль, как результат изгнания или вытеснения.
Я не знаком достаточно подробно с материалами о крупных трансферах евреев во второй половине ХХ века: из арабских стран в 50-е годы, из Польши – в начале 70-х, потому упомяну лишь о их факте, а в дальнейшем, как участник и очевидец событий, поведу разговор о Большой алие конца 80-х – 90-х, бывшей ничем иным, как Большим трансфером евреев с территории СССР и образовавшихся на его месте независимых государств.
У меня нет статистики, да и вряд ли возможно достоверно выяснить, какой процент нашей алии приехал в Израиль по чисто идейным, не угасавшим в поколениях, сионистским соображениям, стоило лишь подняться «железному занавесу». Полагаю, что не больее половины. Но даже и в таком случае, речь пойдет о полумиллионе человек, сорванных с места внешними обстоятельствами. У них были разные побудительные мотивы – стадное чувство, когда в воздухе висело: «Не знаю, чем отличается сионизм от импрессионизма, но надо ехать!», полный развал экономики, вышедшая в открытую на улицы юдофобия… И люди бросали все, и без всяких идейных побуждений уезжали в Страну, провозгласившую себя мировым убежищем евреев.
Огромную роль в этих процессах на постсоветском пространстве, на мой взгляд, сыграла замена лживо-лицемерной идеологии «пролетарского интернационализма» на более естественные консервативно-националистические идеологии титульных наций новых независимых государств.
Теперь перейду к своим, достаточно субъективным воспоминаниям 12-16 летней давности.
1989 г. Первые съезды нардепов СССР. Непривычная разноголосица, открытое непочитание надоевшего капээсэсовского начальства и неповиновение ему. С разинутыми ртами выслушиваем и вычитываем речи ранее неизвестных златоустов. Эйфория ожидания нового, теперь уж точно, – светлого будущего…
Но во время Первого съезда – мятеж в Ферганской долине. По официальной версии – погромы турок-месхетинцев, депортированных (трансферированных?) Сталиным с близкой его сердцу грузино-турецкой границы в Узбекистан, под предлогом госбезопасности. И вот, 45 лет спустя, новый трансфер: в течение нескольких дней полтора десятка тысяч месхетинцев военно-транспортными самолетами перебрасывают в российскую глубинку. (Что с ними сейчас?)
Советская пресса умолчала тогда, что громили не только месхетинцев, кстати, близких по языку и религии узбекам. Мусульмане громили также и иноверцев, в том числе, евреев, в основном, бухарских, издавна прживавших там. И вскорости после этих погромов бухарцы, прожившие в Центральной Азии два с половиной тысячелетия, чуть ли не старейший из местных этносов, поднялся и массово уехал. Ферганская долина стала «юденрайн» еще в советское время, при Горбачеве. И об этом до сих пор не принято говорить. Хотя, ведь именно мусульмане на том конце Земли выдавили евреев! Чем не трансфер?
А сколько еще евреев покинуло СССР и новые государства из-за межнациональных конфликтов и войн? Бежали из Азербайджана, Армении, Грузии, Таджикистана…
1991 г., конец августа. На широких московских просторах разыграна трагибуффонада в пародийном эпигонско-софокловском стиле, под названием «ГКЧП» – с героями на котурнах, демократическим хором и обязательным «Deus ex machina», роль которого исполнил вскарабкавшийся на танк пьяный Ельцин. Эмоциональный накал этой постановки оказался настолько высоким, что главная зрительница – страна не выдержала, и у нее лопнула аорта. Начался «парад суверенитетов». Неповрежденные части тела покойной страны свалили, как казалось, до лучших времен в морозилку под вывеской «СНГ».
1 сентября была провозглашена независимость Республики Узбекистан. Президент нового государства Ислам Каримов заявил (цитирую по памяти): «Мы боролись за независимость, и добились ее!». Правда, в памяти почему-то сидел образ узбекистанской делегации нардепов во главе с Каримовым, как одной из наиболее ортодоксально-коммунистической и лояльной по отношению к режиму и Союзу. Делегации, всегда осуждавшей сепаратизм прибалтов, молдаван, грузин, требовавших независимости.
Но факт – независимость свалилась на Узбекистан, да и не только на него. Даже на те республики, которые пытались более-менее цивилизованным путем, покинуть СССР. Они смогли осводиться лишь после смерти Союза…
Внешне незаметно началась новая жизнь. Руководство новоообразованной страны активно заработало в двух направлениях.
С одной стороны начались судорожные поиски нового «старшего брата», независимость независимостью, но как же прожить без него?
Советский Узбекистан был полугосударством, волюнтаристски созданным советской властью на части царских колониальных владений в Туркестане, бывших до российской оккупации конгломератом небольших, вполне средневековых ханств и эмиратов. Новорожденный независимый Узбекистан оказался без современного базового юридического законодательства, и был вынужден срочно это законодательство создавать, оглядываясь на мировой опыт, как стран развитой демократии, ибо приближался 21-й век, а так же, исходя из национальной ментальности, обращаясь к законодательствам исламских стран.
Одним из первых законов был принят закон о гражданстве, автоматически рекрутировавший в граждане страны все прописанное там на момент вступление закона в силу население.
И вот, в одно прекрасное утро, без всяких действий с моей стороны, ибо никто меня не спрашивал, проснулся я в своей постели гражданином национального государства, о котором никогда не помышлял, и в которое никогда бы не стремился, ибо всю предыдущую жизнь знал себя жителем и гражданином единого и могучего Советского Союза, многонационального и интернационального, пусть лишь на бумаге. Так был воспитан, так и прожил сорок с лишним лет. Помните: «Наш адрес – Советский Союз»?..
Новый закон, естественно, формально соответствовал основным демократическим критериям. В нем провозглашалось равенство, независимо от национальности и прочих стандартно выделяемых различий.
Вместе с тем, закон предполагал гражданство и для узбеков диаспоры, самая многочисленная группа которых (если не ошибаюсь, порядка 5 миллионов человек) – узбеки Северного Афганистана, в массе своей – потомки басмачей, изгнанных большевиками в 20-30-х годах. Не знаю, сколько из них приняло гражданство, но ворота страны для них открылись, и мы вскорости увидели этих афганцев на улицах Ташкента. Для людей, воспитанных в европейской традиции, особенно, для дам, они выглядели страшновато, хотя занимались вполне мирной челночной торговлей, да и не припоминаю я случаев криминальных инцидентов с ними. Но их внешняя диковатая ментальность резко отличалась от привычной нам вежливой до подхалимажа ментальности отутюженных большевистской властью советских узбеков, славившихся, особенно, после ВОВ, своей человечностью и гостеприимностью (А как, правда, Фергана-89 и Андижан-2005?). Басмачи же, успешно сражавшиеся многие годы с Красной армией, были людьми пассионарными и далеко не ягнятами, а дети и внуки их успели «дать прикурить» самим талибам…
И психологический эффект их нашествия был силен!
Вторым законом, сильно повлиявшим на «колонизаторов» (это слово официально не употреблялось, но в устных выступлениях, особенно, у оппозиционных деятелей, которые в те времена могли более-менее открыто выступать, проскакивало), стал закон о государственном языке.
Ему предшествовали долгие внутриузбекские дебаты о том, как языку именоваться, например, «тюрки» (в это время шло заигрывание с Турцией), и на какой алфавит перейти.
Арабицу, навязанную Средней Азии мохаммедовым джихадом, народы региона, как тюркоязычные, так и парсоячные, за тысячу с лишним лет приспособили под свои фонетики. И, пользуясь этой письменностью, они создали шедевры мировой культуры и науки: «таджики» Ибн-Сино и Фирдоуси – медицинские трактаты и исторический эпос «Шах-Намэ», «узбеки» Улугбек, Аль-Хорезми и Навои – труды по астрономии и математике, поэтические книги… Но в 20-е годы арабица была большевиками запрещена (пойди, мол, пойми, что они там пишут этой вязью?!) и заменена латиницей, которая использовалась в Узбекистане до середины 30-х годов. Но и тут кто-то сообразил, что узбекский язык в исполнении на латинице мало чем отличается от языка враждебной СССР страны – Турции, озабоченной, к тому же идеей пантюркизма и поддерживающей ось Берлин-Рим-Токио. И все это – на фоне тогдашней шпиономании… С середины 30-х узбексий язык был переведен на письмо «колонизаторов» – кириллицу, просуществовавшую до принятия нового закона и ставшую привычной. Ведь первое поколение узбеков, обучавшихся в советских школах на кириллице, к середине 90-х уже приближалось к пенсии…
Можно, да и нужно посочувствовать народу, который оторвали от тысячелетних корней и трижды лишали грамотности. Но мы-то здесь были при чем? Эйфория независимости порождала не всегда осознанное желание реванша. Более того, сорвавшаяся с коммунистической цепи, Свобода совести повела народ в мечети. А там уж тем, кому это еще не было известно, проповедовали о правилах обращения с «неверными», с «зимми». Тем более, что появилось немало учителей-ваххабитов из, как говорят узбеки, «Арабстана»…
Наконец, дискуссия о языке была завершена, и закон принят.
Узбекский язык был объявлен единственным официальным языком Республики. Лишь на нем в Узбекистане должно было происходить все делопроизводство, судопроизводство, обучение. Графика – латинская… Введение закона предусматривалось поэтапное, и я не уверен, что он даже спустя 15 лет функционирует полностью… Но в том же 1992 г. нашу электронную фирму принудили перевести всю техническую документацию на узбекский (это при том, что узбеков в те времена на фирме почти не было, особенно среди работниц, для которых документация и была писана). У нас создали несколько групп обязательного изучения узбекского языка (кто-то из начальства организовал приработок знакомой преподавательнице).
Если бы закон начал действовать буквально в соответствии с решением высшего законодательного органа (не помню, как он стал называться), то мы все в один день оказались бы неграмотными. Мы – это не только ашкеназские евреи. Это и русские, и значительная часть научно-технической интеллигенции из узбеков-горожан, ибо они, в массе своей, учились в русскоязычных школах, на русскоязычных потоках в вузах. Деловая и компартийная аристократия нередко отправляла детей учиться в центральные вузы, поскольку при советской власти бронировались места для «националов».
В соответствии с законом школьное обучение так же должно было полностью перейти на узбекский язык, при мне уже писали о конкретных планах перевода, прежде всего, гуманитарных предметов, начиная с младших классов. Я уже не говорю об изменении программ, о перестановке акцентов, об открытой липе в трактовке истории. Освобожденный народ, консолидируясь, как нация, жаждал реванша над «угнетателями». Воспевали Бабура, царившего от Туркестана до Индии и забывали Фурката, несколько наивно, но с пафосом воспевавшего в конце 19-го века западные ценности и технику, принесенные русскими завоевателями…
Не стану тратить время на экономический фон тех событий, об этом много написано. Все летело к чертям! Удавалось, правда, по чести сказать, приворовывая, в советском понимании, как-то держаться на плаву.
Чего не было в тогдашнем Ташкенте, так это открытой юдофобии. Официальные власти и лично Каримов декларировали хорошее отношение к евреям и Израилю, с которым Узбекистан вскорости установил дипломатические отношения. В Ташкенте заработало консульство, потом и посольство. Появилась сохнутовская команда, и Израиль стал намного доступнее и ближе. В 93-м году Бюро по связям открыло в Ташкенте израильский культурный центр, где был еврейский клуб и ульпан с компьютеризированным классом. Там мы могли ознакомиться с литературой о Стране, газетами на иврите (кто тянул) или на русском. Можно было получить консультации о различных сторонах израильской жизни. Каждый месяц приезжали новые учителя иврита. Чаще – молодые девушки после армии, иногда опытные матроны. Были у нас и курсы профессионального направления, их вели серьезные мужики («ми-полин», но с приличным русским языком): профессор из Ашдода и инженер-большой начальник с «Мифалей Ям а-мелах» (химкомбината Мертвого моря). Они, а также периодически приезжавшие лекторы из репатриантов, как могли, открывали нам Израиль.
Клуб ИКЦ снимал для еврейских праздников помещение русского драмтеатра или летнего театра в одном из парков, и там собирались сотни евреев – семьями, детьми…
Короче, мы начали приближаться к Израилю.
Прошло 2-3 года после пика Большой алии, и многие из наших клубных знакомых посетили Израиль по приглашениям недавно уехавших родственников. Их рассказы были противоречивы: страна прекрасная, жизнь трудная, устроиться нелегко, но не сравнить с нашей, и люди уехавшие из СССР, когда там все было еще более-менее нормально, не могут даже представить себе, что такое инфляция по 50% в месяц, карточная система и абсолютно пустые магазины (о, если бы не знаменитый ташкентский базар, что бы мы делали?!)…
А тем временем лично для меня закончился тридцатилетний цикл работы в ВПК, ибо мои заказчики оказались за границей – в России, Белоруссии. И денег у них не было, ибо и российский ВПК переживал не лучшие времена, да и работать стало невозможно из-за разрушения финансово-экономической структуры покойной державы.
Короче говоря, бренное тело оказалось под воздействием двух сил: выталкивающей, вызванной новыми обстоятельствами жизни на «доисторической» родине, и притягивающей силой неведомой ранее, Родины исторической. И я, и моя семья поняли, что если учить новый язык, то уж лучше – язык предков, язык Торы, короче – «надо ехать!». И – поехали…
Осмысливая опыт своего трансфера, я прихожу к следующим выводам.
1. Трансфер – вещь, конечно, малоприятная, особенно, вначале, но, при определенных условиях – далеко не смертельная, и вполне может привести к улучшению качества жизни. Так что, страшилки о трансфере, как зверстве априори, не могут быть приняты в качестве универсального аргумента.
Важна мотивация лиц и сообществ к перемещению. Полагаю, что у постсоветских евреев, вроде меня, и арабов с промытыми на протяжении десятков поколений джихадистскими идеями Мохаммеда, она сильно отличается, но я знаю и то, что, скажем, с появлением серьезного еврейского ишува в Эрец Исраэль около века назад, арабы из соседних стран повалили сюда в поисках лучшей жизни. Таким же образом, они сейчас ищут ее в Европе и Америке, лишь за скобками не забывая о великой идее ислама – создании всемирного Халифата. Так что если вектор улучшения жизни, ее равномерности и спокойствия повернется для них в другую сторону от Эрец Исраэль, то мотивация к перемещению возрастет. Арабы, в конце концов, народ не очень-то оседлый. Как и мы, хотя, и по иной причине…
2. Сторона, инициирующая трансфер того или иного меньшинства, должна, с одной стороны, создавать для этого меньшинства условия подчинения его большинству, особенно, в экономической, юридической и социальной области. То есть, меньшинство принуждают к равенству обязанностей (с правами в наше время проблем, как правило, не бывает. А если они и возникают, то именно, из-за отсутствия равенства обязанностей). В частности, все государственное, экономическое, научно-техническое и пр. делопроизводство, государственные СМИ должны работать исключительно на языке большинства. Меньшинство не должно быть ограничено в своем языке и культуре, но только в рамках своей общины и за счет ее. Полигамия, если она не является традицией современного большинства, должна быть запрещена и, уж, точно, ни в коем случае, не должна поощряться государством экономически.
С другой стороны, инициирующая сторона должна оказывать моральную, правовую и экономическую поддержку представителям меньшинства, желающим покинуть страну, не препятствуя вывозу в натуральной или денежной форме частной собственности, нажитой законным путем.
Лица, покинувшие страну пребывания, автоматически и беспрепятственно должны лишаться ее гражданства.
3. Принимающая сторона должна беспрепятственно давать перемещенным лицам гражданство, обеспечивать им равные права с местным населением, способствовать их экономической деятельности и интеграции в свое общество.
Разумеется, без серьезной организации решения проблемы трансфера на мировом и региональном уровнях, она не может быть реализована. И вообще, у нее нет быстрого решения. Даже в случае победоносной блиц-войны, типа Шестидневной.
И, на мой взгляд, национальному лагерю пора уже перестать изображать «временно неработоспособного Шарона» и активно включиться в политическую жизнь, причем, не ради «мирного процесса», «обмена территориями и населением», «принципами сосуществования арабского и еврейского государств в Палестине» и прочей либерально-европейской белиберды, которую в последнее время все чаще несут псевдоправые политики и публицисты. А готовиться надо и готовить других – к трансферу арабов из Эрец Исраэль. Ибо, хотя трансфер недостаточен для мира, он – одно из необходимых и важнейших условий для его.
И это будет лучшим памятником Ганди.
Иерусалим
Август 2005 – октябрь 2007 г.
Главная \ Блог пользователя MARIR \ Воспоминание о трансфере