Четвертого января 2006 года Ариэль Шарон потерял сознание в приемном покое иерусалимской больницы «Адасса». С тех пор его душа блуждает в темном пространстве неизвестности. Шансы на выздоровление невелики и общественность просят молиться за бывшего премьер-министра.
Я не простил Ариэля Шарона. Я не могу забыть взорванные по его приказу синагоги, разрушенные поселения, мальчиков и девочек, ко-торым заламывают руки защищенные касками и бронежилетами бойцы спецназа.
И все же…… Некоторое время назад мне довелось услышать рассказы Геулы Коэн о Шароне. Вот часть из них.
«Глубокая ночь. Из Иерусалима выезжает автомобиль и несется на бешеной скорости к Шхему. 1974 год, по Шомрону еще можно ез-дить без армейских джипов с охраной. За рулем автомобиля Ариэль Шарон, возле него раввин Цви-Иегуда Кук, на заднем сидении Геула Коэн. На холме, в десяти километрах от Шхема, их ожидает группа поселенцев. Работа начинается при свете звезд, глухо стучат топоры, поскрипывают лопаты. Принцип тот же, что и пятьдесят лет назад, во время строительства первых поселений: возвести ограду, поставить дом и насадить деревья. Тогда, в соответствии со старым турецким законом, принятым и англичанами, дом нельзя снести.
Когда первые лучи солнца озаряют каменистые вершины гор Гризим и Юваль, все уже готово. Ариэль Шарон вытаскивает из багаж-ника саженцы, собственноручно вставляет первый в выкопанную ямку и присыпает землей. Геула Коэн поливает его минеральной водой из бутылки. Раввин Кук читает благословение «Шехигияну», благодарящее Всевышнего за то, что дал нам дожить до этого часа. Голос его дрожит и прерывается от волнения. Среди поселенцев многие плачут – еще бы, первое дерево посаженное еврейскими руками в Шомроне за последние две тысячи лет. Шхем, укрытый в ложбине между гор, сумрачно взирает на эту картину. Они опять вернулись, дети Яакова, изгнанные, казалось бы, навсегда.
Тишину нарушают автомобильные гудки. Подкатывают несколько грузовиков с солдатами. Израильская армия получила приказ унич-тожить незаконное поселение. Турецкие и английские законы израильскому правительству не указ. Солдаты хватают поселенцев и начинают тащить в машины. – Не трогайте раввина! – кричит Ариэль Шарон, заслоняя собою рава Кука. – Откажитесь выполнять приказ! Это говорю я, ваш командир!
После войны Судного дня, Шарона в Израиле знает каждый мальчишка. Он национальный герой, живая легенда, спаситель страны. И солдаты отступают.
Второй эпизод. Семьдесят третий год, бои у Суэцкого канала. На ферме «Шикмим» Геула Коэн вместе с Лили Шарон слушают радио. Звонит телефон, Лили берет трубку. Короткий разговор, и вдруг она начинает петь песню Нооми Шемер «Мы из одной деревушки».
– Это был Арик, – объясняет она недоумевающей Геуле.– Он всегда звонит перед боем и просит, чтобы я спела ему какую-нибудь песню про Эрец-Исраэль. Сейчас его дивизия начинает штурм канала.
– Тогда я подумала, – вспоминает Геула Коэн, – что если в нашей армии есть такие генералы, то Эрец-Исраэль снова будет принадлежать еврейскому народу».
Последние десятилетия своей жизни Ариэль Шарон посвятил развер-тыванию поселенческого движения, делая это с присущей ему энер-гией и напором. Его авторитет был огромен. Старый поселенческий «волк» говорил мне за две недели до «отделения»:
– Вы не знаете Арика. Это только дымовая завеса. Он еще всех за нос проведет!
«Волк» хлопал меня по плечу и снисходительно улыбался.
– Эх, ты, наивный новенький репатриант, – говорил его вид. – Что ты тебе известно о настоящих пионерах Эрец-Исраэль!
Когда бойцы спецназа высаживались на крыши синагог в эвакуируемых поселениях, и беспощадно орудовали дубинками, разгоняя маль-чиков и девочек, они не знали, что, чуть ли ни треть из них носят имена Ариэль и Шарона. Этих детей назвали в честь того самого человека, который отдал приказ уничтожить всякие следы еврейского присутствия в секторе Газа. Сегодня способность Шарона сменить мировоззрение превозносится до небес сторонникам «отделения». Эти же сторонники призывают молиться о выздоровлении Ариэля сына Веры.
В каких темных глубинах блуждает сейчас дух Шарона – никто не знает. Но, как мне кажется, его еврейская душа отделилась от тела задолго до 4 января. Возможно, праведник, способный все понять и все простить, в состоянии замолвить о бывшем премьере доброе слово перед высшим Судьей. У меня же перед глазами стоят разрывающие душу картины выселения: крики, слезы, наивные призывы к солдатам отказаться выполнять приказ – и слова молитвы застревают в горле. Поэтому пусть о выздоровлении Ариэля Шарона просит кто-нибудь другой. Я не могу.
